Удивительное стало обычным. С. Снегов "Люди как боги"
оффтоп"Белинские в лаптях!"
Книга Адриана Топорова. «Крестьяне о писателях». (Издательство Common Place. М., 2016) Здесь есть отрывок. Учитель нач. классов в нач. 1920-х годов записал опыт критики литературы коммунарами, суда, по его словам, в далекой сибирской коммуне в пяти тысячах километрах от Москвы.
***
Так интересно и метко разбирали крестьяне книги и авторов!.. Вот как 14-летняя девочка критикует поэтическое произведение:
"Черный румянец», стих. С. Маркова. Поэт описал только лицо казака, а наружность не описал. Какая одежда, нос, рот, рост? Тип виден, как рыба в мутноватой воде. Это похоже на то, когда человек кричит из лесу, а самого не видно. У писателя есть кое-где неверно. Например, «пеня колени». Я сроду не видала, чтобы потели колени. Лошадь потеет под седлом. Или: «Луна впивается когтями в деревья»... Как же она вопьется, когда когтей нет? «Теплый ветер на стремени стыл». Это я тоже никак не могу понять. Наверно, поэт хотел сказать, что в воздухе было много паров, и эти пары охлаждались на стремени. А другой выход не могу найти. «Черный румянец» — почти безыдейный. Он — как карандаш без стержня. Стих идет, как плохое перо по бумаге, он непонятный."
Разбор коммунаров произведений Сейфуллиной, "Виринеи" и "Правонарушителей":
"Этот рассказ (...) совсем не родня «Виринее». Вот и возьми: с одной головы, да не одни мысли. Изменилась она, когда писала это. Если этот рассказ писан после «Виринеи», то авторша поумнела, а если прежде — она рехнулась."
Ремарка - врядли слово "авторша" имело феминисткое знаечение, кое придают ему сейчас в интеренетах (особенно убог его синоним - авторка) .
***
Список чтений в коммуне оказался велик и разнообразен. На удивление Топорова, когда они успели все это прочесть, отвечают: "Восемь лет, паря! Восемь лет изо дня в день, каждый вечер в клубе."
***
И еще факты:
"Говорят: крестьяне любят дешевый, грубый юмор. Неправда. Мне чуть не каждый день приходилось и приходится испытывать стыд за журналы «Крокодил», «Лапоть» и «Смехач», большая половина содержания которых набита юмористической гнилью (...) «Безбожник» же у нас пользуется вниманием и любовью за популярность его научных и антирелигиозных статей и фельетонов."
"Мне рассказывали любопытный случай, характеризующий самостоятельность этих суждений и литературных вкусов. Не понравился как-то коммуне писатель М. Пришвин; ему вынесли суровый приговор. Когда крестьянам указали, что сам Горький хвалит Пришвина, они ответили:
— Ну, пущай ему Пришвин нравится. А вот нам сам Горький нравится, а Пришвин — нет..."
"Тонко слышат крестьяне, когда художник пишет от души и когда — ради рубля."
Не было всеядного фанатизма.
***
Коммунары трепетно относились к имиджу советской литературы за рубежом, переживали, как бы там не подумали:
"Пиши советскому правительству от нашего лица: замулевать эти сочинения к чертовой матери, чтоб они не гадили нашу литературу, чтобы из-за них не падало пятно на всю Советскую Россию!
Скажи, что пакостные книги нельзя пускать за границу. А то из-за каких-то недоумков, никудышных писателишек там подумают, что мы все здесь оболтусы. Дескать, дурное читаем и не можем выбросить вон!"
***
Научно-фантастические произведения не пользовались особой популярностью, как и затягивания:
"— Редко который писатель на ясну поляну выведет, а то все больше по пням да корявым кустам да по ярам за нос нас водят.
— А мы, ровно дураки, за ними тянемся."
"— Шибко они ученые... для интеллигенции."
Хорошо шли произведения, "в коих слиты революционная тенденция и блестящая художественная форма", и при этом "Трудно провести крестьян и реакционной идеологией художественных произведений. Они ее заметят немедленно, под каким бы соусом она им ни преподносилась":
"— Не советские, вредные.
— «Орленок» за монархию стоит. В советской деревне он не нужен.
— «Живые мощи» и «Ганнеле» — больно исусистые."
***
А вот это даже забавно (и как наблюдательно):
"Плевками и руганью мои слушатели сопровождают читки книг, набитых словесной мякиной. Классическим представителем книг этого сорта крестьяне считают прославленные ныне «Бруски» Панферова, которые я прочитал в «Майском утре» по настоятельной просьбе редакции журнала «Настоящее». Гомерический хохот сотрясает нашу аудиторию, когда читки пересыпаются выкрутасными выражениями, наподобие таких: «Я рад зауздать землю» (Есенин). «Яростного цвета борода его была расчесана надвое...» «Настроение было толстое...». «Не сон, а какая-то сплошная пряничная непонятность» (Леонов). «Если время стоит, — и нельзя разобраться — выход смерти иль туфли слуги» (Антокольский). «Рыжая тоска» (Ланферов). «Старуха собирала хворост, ее спина трещала, ее дыханье раскололось на длинное и малое» (Тихонов). «И поутру, бренча гнедую опаль, Огромный мир его глазами хлопал...», «Кружился бор. В обвой бодали ели...» (Сельвинский). «Узлом веселым кутерьма» (Обрадович). «Их возгласы увозят на возах, их обступают с гулом колокольни, завязывают заревом глаза и оставляют корчиться на кольях» (Пастернак)."
Книга Адриана Топорова. «Крестьяне о писателях». (Издательство Common Place. М., 2016) Здесь есть отрывок. Учитель нач. классов в нач. 1920-х годов записал опыт критики литературы коммунарами, суда, по его словам, в далекой сибирской коммуне в пяти тысячах километрах от Москвы.
***
Так интересно и метко разбирали крестьяне книги и авторов!.. Вот как 14-летняя девочка критикует поэтическое произведение:
"Черный румянец», стих. С. Маркова. Поэт описал только лицо казака, а наружность не описал. Какая одежда, нос, рот, рост? Тип виден, как рыба в мутноватой воде. Это похоже на то, когда человек кричит из лесу, а самого не видно. У писателя есть кое-где неверно. Например, «пеня колени». Я сроду не видала, чтобы потели колени. Лошадь потеет под седлом. Или: «Луна впивается когтями в деревья»... Как же она вопьется, когда когтей нет? «Теплый ветер на стремени стыл». Это я тоже никак не могу понять. Наверно, поэт хотел сказать, что в воздухе было много паров, и эти пары охлаждались на стремени. А другой выход не могу найти. «Черный румянец» — почти безыдейный. Он — как карандаш без стержня. Стих идет, как плохое перо по бумаге, он непонятный."
Разбор коммунаров произведений Сейфуллиной, "Виринеи" и "Правонарушителей":
"Этот рассказ (...) совсем не родня «Виринее». Вот и возьми: с одной головы, да не одни мысли. Изменилась она, когда писала это. Если этот рассказ писан после «Виринеи», то авторша поумнела, а если прежде — она рехнулась."
Ремарка - врядли слово "авторша" имело феминисткое знаечение, кое придают ему сейчас в интеренетах (особенно убог его синоним - авторка) .
***
Список чтений в коммуне оказался велик и разнообразен. На удивление Топорова, когда они успели все это прочесть, отвечают: "Восемь лет, паря! Восемь лет изо дня в день, каждый вечер в клубе."
***
И еще факты:
"Говорят: крестьяне любят дешевый, грубый юмор. Неправда. Мне чуть не каждый день приходилось и приходится испытывать стыд за журналы «Крокодил», «Лапоть» и «Смехач», большая половина содержания которых набита юмористической гнилью (...) «Безбожник» же у нас пользуется вниманием и любовью за популярность его научных и антирелигиозных статей и фельетонов."
"Мне рассказывали любопытный случай, характеризующий самостоятельность этих суждений и литературных вкусов. Не понравился как-то коммуне писатель М. Пришвин; ему вынесли суровый приговор. Когда крестьянам указали, что сам Горький хвалит Пришвина, они ответили:
— Ну, пущай ему Пришвин нравится. А вот нам сам Горький нравится, а Пришвин — нет..."
"Тонко слышат крестьяне, когда художник пишет от души и когда — ради рубля."
Не было всеядного фанатизма.
***
Коммунары трепетно относились к имиджу советской литературы за рубежом, переживали, как бы там не подумали:
"Пиши советскому правительству от нашего лица: замулевать эти сочинения к чертовой матери, чтоб они не гадили нашу литературу, чтобы из-за них не падало пятно на всю Советскую Россию!
Скажи, что пакостные книги нельзя пускать за границу. А то из-за каких-то недоумков, никудышных писателишек там подумают, что мы все здесь оболтусы. Дескать, дурное читаем и не можем выбросить вон!"
***
Научно-фантастические произведения не пользовались особой популярностью, как и затягивания:
"— Редко который писатель на ясну поляну выведет, а то все больше по пням да корявым кустам да по ярам за нос нас водят.
— А мы, ровно дураки, за ними тянемся."
"— Шибко они ученые... для интеллигенции."
Хорошо шли произведения, "в коих слиты революционная тенденция и блестящая художественная форма", и при этом "Трудно провести крестьян и реакционной идеологией художественных произведений. Они ее заметят немедленно, под каким бы соусом она им ни преподносилась":
"— Не советские, вредные.
— «Орленок» за монархию стоит. В советской деревне он не нужен.
— «Живые мощи» и «Ганнеле» — больно исусистые."
***
А вот это даже забавно (и как наблюдательно):
"Плевками и руганью мои слушатели сопровождают читки книг, набитых словесной мякиной. Классическим представителем книг этого сорта крестьяне считают прославленные ныне «Бруски» Панферова, которые я прочитал в «Майском утре» по настоятельной просьбе редакции журнала «Настоящее». Гомерический хохот сотрясает нашу аудиторию, когда читки пересыпаются выкрутасными выражениями, наподобие таких: «Я рад зауздать землю» (Есенин). «Яростного цвета борода его была расчесана надвое...» «Настроение было толстое...». «Не сон, а какая-то сплошная пряничная непонятность» (Леонов). «Если время стоит, — и нельзя разобраться — выход смерти иль туфли слуги» (Антокольский). «Рыжая тоска» (Ланферов). «Старуха собирала хворост, ее спина трещала, ее дыханье раскололось на длинное и малое» (Тихонов). «И поутру, бренча гнедую опаль, Огромный мир его глазами хлопал...», «Кружился бор. В обвой бодали ели...» (Сельвинский). «Узлом веселым кутерьма» (Обрадович). «Их возгласы увозят на возах, их обступают с гулом колокольни, завязывают заревом глаза и оставляют корчиться на кольях» (Пастернак)."
@темы: старое, Потребность сказать